Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из-за размеров сия просторная палата казалась пустой, хотя людей здесь собралось изрядно. Советники, приказчики, свита сгрудились вокруг стоящего напротив входа трона из красной вишни; дьяки, подьячие, сотники, знатные бояре вытянулись по сторонам расстеленной от двустворчатых дверей к государю дорожки. Больше ста людей, коли не более, – но по палате все равно гуляло эхо.
– Посол ордынский Газан-мурза к государю всея Руси! – громко объявил сотник, сверкнувший чисто белым зипуном, посторонился и впустил в залу трех плечистых гостей, одетых в парчовые ферязи и шерстяные шаровары, заправленные в цветастые войлочные сапожки. На пальцах мужчин сверкали перстни, на шеях покачивались толстые золотые цепи, на головах поблескивали бисером тафьи, называемые в Орде тюбетейками. Бритые подбородки, узкие усики, огибающие рот и опускающиеся вниз, уверенная походка, возраст на вид лет тридцати – казанцы мало напоминали обычных послов. Куда больше – бывалых воевод, решивших на сей раз добиться победы твердым словом, а не мечом и кровью.
Остановившись в десяти шагах перед троном, послы вполне уважительно и низко поклонились, после чего стоящий первым громко провозгласил:
– Мой господин, премудрый и непобедимый Махмуд-хан, да продлит господь его лета, сим передает тебе, государь всея Руси Дмитрий Юрьевич, что ныне он занял трон отца своего, хана Улу-Мухаммеда, и теперь полагающуюся с русских земель дань тебе надлежит посылать ему.
– От дохлого осла уши! – не выдержав, воскликнул восседающий на великокняжеском троне Дмитрий Шемяка, облаченный ради торжества в тяжелую соболью шубу, украшенную обильным золотым шитьем и неимоверным числом самоцветов. – От сотворения мира еще не случалось такого, чтобы Русь хоть кому-то дань платила! И впредь сего не будет!
– Отец моего господина, мудрый и могучий хан Улу-Мухаммед, да даруют ему небеса вечный покой, – воздел руки к потолку посол, – отпустил Великого князя Василия Васильевича за выкуп в пятьдесят тысяч рублей. Сии деньги должны быть заплачены Орде, они обещаны словом Великого князя!
– Коли хотите, можете забрать Василия обратно! – усмехнувшись, предложил государь всея Руси.
– Нам не нужен ваш Василий Васильевич, – покачал головой Газан-мурза, – нам нужно наше золото. Если сей долг не согласишься возвращать ты, значит, его вернет сам Василий Васильевич, взойдя обратно на трон.
– Русская земля отторгла моего двоюродного брата, – покачал головой Дмитрий Шемяка, – она отторгла его городами своими, людьми русскими и князьями знатными. Василий признал свою вину пред нашей державой, раскаялся в ней и принес мне клятву вечной верности, клятву на мече и на святом образе господа нашего Иисуса Христа. Он более никогда уже не вернется на трон, досточтимый Газан-мурза. Так и передай своему господину!
– Вестимо, Дмитрий Юрьевич, мой господин куда лучше осведомлен о делах твоей державы, нежели ты сам, государь вся Руси, – снисходительно улыбнулся посол. – Всего за полгода своего правления ты достиг успеха, собрав воедино все потерянные русские земли, отладив службу и высоко вознеся титул верховного правителя над прочей знатью, но сии достижения нравятся далеко не всем. Ты распустил множество уделов, вписав их земли в разряд как государевы. Княжеств Нижегородско-Суздальских, Владимирских, Серпуховских и многих других более нет. А ведь сии столы многие князья прочили для своих детей и родичей. Ты поставил князей в службу, ако государевых бояр. А ведь они привыкли жить по своей воле. Ты провозгласил новый титул, и твое возвышение многие восприняли как свое унижение. Бояре жалуются на твое своевольство твоему сосланному брату, и он обещает князьям вернуть все по старине, коли они посадят Василия обратно на престол.
– Не может такого быть! – покачал головой государь. – Он принес мне клятву верности!
– А еще в Литве сидит князь Серпуховской, Василий Ярославович, – продолжил посол, – каковой собирает армию для твоего свержения, созывает союзников и просит помощи у всех государей окрест. Гонцов к моему господину он тоже присылал.
– От этого князя другого и не ждали, – пожал плечами государь.
– Мой господин велел передать, Дмитрий Юрьевич, – вскинул подбородок Газан-мурза, – что твое имя известно во всем мире. Ты умелый воевода, мудрый правитель и честный человек, не нарушающий своих обещаний. Великий и всемогущий Махмуд-хан хотел бы иметь тебя среди своих друзей и союзников. Но интересы Орды важнее его желаний. Орда поддержит того из русских правителей, кто станет платить ей дань. Твое слово само по себе дороже золота, Дмитрий Юрьевич. Признай долг своего брата Василия, и я самолично притащу к тебе всех твоих врагов с петлей на шее! Но если ты откажешься, то не просидишь на своем троне даже до Рождества. Что ты выбираешь, государь всея Руси?
В Посольской палате весьма надолго повисла тяжелая мучительная тишина. Пока ее вдруг не разорвал твердый, уверенный голос:
– Еще ни разу от сотворения мира не случалось такового позора, чтобы Русь Орде дань платила! И впредь сего тоже никогда не случится! Так своему господину и передайте!
– Да будет так, Дмитрий Юрьевич, – поклонился Газан-мурза, и ордынское посольство покинуло гулкую залу.
25 октября 1446 года. Вологда, княжеский детинец
Князь Тверской Борис Александрович приехал в Вологду неожиданно, без предупреждения – просто завернул сюда по пути из Кирилло-Белозерской обители. Однако же он привез с собою в подарок набор серебряной посуды из мисок с высокими бортиками – что, понятно, куда как удобно для слепца, то промахивающегося пальцами мимо тарелки, то по случайности сталкивающего с нее еду на стол. Сверх того он подарил Марии Ярославовне отполированное до полной прозрачности редкостное обсидиановое зеркало, да вдобавок еще и два освященных образа – Спаса Нерукотворного и Непорочной Богоматери.
Поначалу Василий Васильевич отнесся к гостю с подозрением, но тот ни разу не упомянул ни про Москву, ни про Шемяку, ни про государев престол, беседуя токмо об урожаях, уловах, о подорожавшей соли, поднявшейся в земле воде, подтопившей многие погреба… И постепенно правитель Вологды оттаял, успокоился, опрокидывая вместе с князем Тверским один за другим кубки с хмельным медом.
– Хороший напиток, душевный! – похвалил угощение Борис Александрович. – А у нас на торгу, вы не поверите, вино ароматное появилось. Уж не ведаю, как тамо немцы над ним колдуют, однако же иные бочонки открываешь, а запа-ах! Ну словно бы головой в ведро с вишнями упал. Другую откроешь – яблоки! И ведь не сидр, нет! Сладкое, терпкое, а запах, словно яблоко жуешь. Есть таковые грушевые, есть малиновые, земляничные тоже… Эх, и как же я с собою ни одного на пробу взять не догадался? – посетовал князь. И вдруг щелкнул пальцами: – А поехали, други мои, ко мне! Василий Васильевич, поехали со мною в Тверь? Хоть ненадолго погостевать?
– Спасибо, конечно, за приглашение… – уважительно начал отвечать правитель Вологды, но гость договорить ему не дал:
– Поехали со мною, друг мой, я тебя умоляю! Мой ушкуй прямо сейчас у твоего причала. По сходням взойти, в покоях расположиться – вот и вся недолга! Когда же еще такая оказия случиться сможет? Поехали! Вина немецкого выпьем, с детьми познакомимся, о жизни поговорим. Ведь так хорошо сидим! А задерживаться нельзя, вот-вот ледостав случится. Поехали, княже! Когда ты в последний раз Вологду свою покидал? Поехали, ныне самое время! До ледостава ко мне доберемся, там в самую распутицу погостишь, а потом по вставшей Волге спокойно назад вернешься!